ключник
странные люди, везде странные люди
Не читать дальше?
Под рёбрами сильно ныло. Это немного мешало двигаться, но Койце не хотел, чтобы боль уходила. Когда очень беспокоило - неосознанно шевелил губами в просьбах, чтобы кончилось, но когда на время переставало, хотел, чтоб вернулось - сам не знал, чего хотел. Как и все люди, думал Койце. Особенно любящие. Они иногда говорят: "Я так больше не могу" только от того, что чувство переполняет их, затапливает, боятся силы, что за этим стоит. Койце учился не бояться, пить её всю - ведь не лопнет же на самом деле? Кто-то, может, и лопнет, а Койце - нет.
Оно пульсировало, и это было странно. Иногда бесило, и, нашаривая рукой под футболкой, он зажимал тёплый влажный комок в кулаке, кривясь от боли, еле справлялся с желанием резко дёрнуть - и чёрт с ним.
За крестом окна тихо гудел Механизм, приятно стрекоча перекатывающимися шестерёнками. Они уже начали понемногу зеленеть, а дырочки в них - затягиваться. Скоро должен растаять последний снег, и тогда все побегут из города в деревни, спасаясь от грохота. Садовник, вон, уже убежал. Засунул Койце руку в грудь, прилепил к позвоночнику семечко и убежал, помахивая хвостом и хихикая, с-собака. Койце, впрочем, не против был, только вот не знал, как ухаживать. Надо же поливать, наверное, чем-то, на свет выходить... вот на свет - это плохо, это он не любил. На свету надо - красивым быть, а он-то урод.
Вместо примеханической школы утром он собрался и уехал в деревню. Садовник стоял на крыльце своего дома, а увидев Койце, облизнулся и пошевелил пауками-пальцами. На пальцах белел снег, снег таял в уголках его губ и укрывал сверху голову, как шапкой.
- Хочешь, чтобы оно выжило? Знаешь, ты ни в коем случае больше не выходи на свет! Пойдём, давай, пойдём со мной... - и он быстро зашёл в дом, зашагал по коридору, а потом вниз по лестнице. Койце оставалось не отставать.
Внизу была маленькая комната с высоким потолком и кровать посреди неё. И Койце там остался.
Вечером он узнал, что Садовник только притворяется садовником, когда на самом деле он - сказочник. Хотя нет, это слово не подходило - сказочниками назывались глупые добрые взрослые, которые сами не верили в свои истории, а Садовник верил, потому что говорил правду - просто об этом мало кто догадывался.
Ещё он приносил лейку и поливал семечко. Оно становилось больше, пока не перестало умещаться в кулаке, и пульсировало, отбивая странные ритмы, под которые хотелось пуститься в пляс.
Днём Койце танцевал. Ночью слушал сказки и вдыхал снег (где он его находит, сейчас же середина лета?). Однажды между рёбер проклюнулся росток и стал быстро расти. Танцевать стало тяжело, и теперь Койце всё время лежал на кровати.
- С добрым утром! - невидимый в темноте Садовник махал руками, а потом хрустнул яблоком, - у меня сегодня день рождения! Хочешь яблоко? В саду поспело.
Койце приподнялся и помотал головой. У потолка зашелестели листья и тяжесть опустила его назад на матрас.
- В честь праздничка, - продолжал тот, - можно позволить себе что-нибудь особенное.
Он постоял ещё немного на месте, пока от яблока не остался огрызок, сунул его в карман и включил свет, льющийся с ламп на хрустальной люстре на потолке. Холодный. Проморгавшись, шалея после месяцев темноты, Койце увидел в нём, как у потолка матово переливаются, плохо укрываемые листьями, фиолетово-красные, цвета хорошего вина, гроздья пульсирующих сердец. Ствол с причудливой вязью, начало которой он успел хорошо изучить пальцами в темноте, корнями уходил куда-то вглубь, к ногам. И засмеялся, негромко, как дерево скрипит:
- С днём рождения, Хайрайдо. Пожалуй, эта красота по праву твоя.
Когда садовник вставал на спинку кровати, сыпля сочные грозди в сумку, он смеялся. Ему было щекотно и хорошо. Потом, в полусне, он почувствовал, что его куда-то несут, потом - холодную твёрдую землю.
- Хорошей зимы, Койце, - укрывают голову сухими листьями, сыплет снегом, - Спокойного сна, увидимся весной.
В тёплых объятьях засыпать на всю зиму совсем не страшно.
Не читать дальше?
Под рёбрами сильно ныло. Это немного мешало двигаться, но Койце не хотел, чтобы боль уходила. Когда очень беспокоило - неосознанно шевелил губами в просьбах, чтобы кончилось, но когда на время переставало, хотел, чтоб вернулось - сам не знал, чего хотел. Как и все люди, думал Койце. Особенно любящие. Они иногда говорят: "Я так больше не могу" только от того, что чувство переполняет их, затапливает, боятся силы, что за этим стоит. Койце учился не бояться, пить её всю - ведь не лопнет же на самом деле? Кто-то, может, и лопнет, а Койце - нет.
Оно пульсировало, и это было странно. Иногда бесило, и, нашаривая рукой под футболкой, он зажимал тёплый влажный комок в кулаке, кривясь от боли, еле справлялся с желанием резко дёрнуть - и чёрт с ним.
За крестом окна тихо гудел Механизм, приятно стрекоча перекатывающимися шестерёнками. Они уже начали понемногу зеленеть, а дырочки в них - затягиваться. Скоро должен растаять последний снег, и тогда все побегут из города в деревни, спасаясь от грохота. Садовник, вон, уже убежал. Засунул Койце руку в грудь, прилепил к позвоночнику семечко и убежал, помахивая хвостом и хихикая, с-собака. Койце, впрочем, не против был, только вот не знал, как ухаживать. Надо же поливать, наверное, чем-то, на свет выходить... вот на свет - это плохо, это он не любил. На свету надо - красивым быть, а он-то урод.
Вместо примеханической школы утром он собрался и уехал в деревню. Садовник стоял на крыльце своего дома, а увидев Койце, облизнулся и пошевелил пауками-пальцами. На пальцах белел снег, снег таял в уголках его губ и укрывал сверху голову, как шапкой.
- Хочешь, чтобы оно выжило? Знаешь, ты ни в коем случае больше не выходи на свет! Пойдём, давай, пойдём со мной... - и он быстро зашёл в дом, зашагал по коридору, а потом вниз по лестнице. Койце оставалось не отставать.
Внизу была маленькая комната с высоким потолком и кровать посреди неё. И Койце там остался.
Вечером он узнал, что Садовник только притворяется садовником, когда на самом деле он - сказочник. Хотя нет, это слово не подходило - сказочниками назывались глупые добрые взрослые, которые сами не верили в свои истории, а Садовник верил, потому что говорил правду - просто об этом мало кто догадывался.
Ещё он приносил лейку и поливал семечко. Оно становилось больше, пока не перестало умещаться в кулаке, и пульсировало, отбивая странные ритмы, под которые хотелось пуститься в пляс.
Днём Койце танцевал. Ночью слушал сказки и вдыхал снег (где он его находит, сейчас же середина лета?). Однажды между рёбер проклюнулся росток и стал быстро расти. Танцевать стало тяжело, и теперь Койце всё время лежал на кровати.
- С добрым утром! - невидимый в темноте Садовник махал руками, а потом хрустнул яблоком, - у меня сегодня день рождения! Хочешь яблоко? В саду поспело.
Койце приподнялся и помотал головой. У потолка зашелестели листья и тяжесть опустила его назад на матрас.
- В честь праздничка, - продолжал тот, - можно позволить себе что-нибудь особенное.
Он постоял ещё немного на месте, пока от яблока не остался огрызок, сунул его в карман и включил свет, льющийся с ламп на хрустальной люстре на потолке. Холодный. Проморгавшись, шалея после месяцев темноты, Койце увидел в нём, как у потолка матово переливаются, плохо укрываемые листьями, фиолетово-красные, цвета хорошего вина, гроздья пульсирующих сердец. Ствол с причудливой вязью, начало которой он успел хорошо изучить пальцами в темноте, корнями уходил куда-то вглубь, к ногам. И засмеялся, негромко, как дерево скрипит:
- С днём рождения, Хайрайдо. Пожалуй, эта красота по праву твоя.
Когда садовник вставал на спинку кровати, сыпля сочные грозди в сумку, он смеялся. Ему было щекотно и хорошо. Потом, в полусне, он почувствовал, что его куда-то несут, потом - холодную твёрдую землю.
- Хорошей зимы, Койце, - укрывают голову сухими листьями, сыплет снегом, - Спокойного сна, увидимся весной.
В тёплых объятьях засыпать на всю зиму совсем не страшно.
@музыка: Канцлер Ги - Полынь и ковыль
@настроение: вы спросите почему оно в общем доступе я отвечу WHO KNOWS, МНЕ СТРАШНО